Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман

– Заснуть бы рядом с ним и засыпать каждую ночь. Но нельзя, надо с ним поговорить… – приподнявшись, она попросила:

– Дай сигарету, пожалуйста… – Авраам не стал упоминать, что сейчас шабат:

– Учитывая, что за случившееся с нами раввинский суд разводит на месте, шабат меньшая из забот… – Анна, как он и ожидал, сказала то же самое:

– Даже если у Михаэля кто-то есть в Тель-Авиве… – она сглотнула дым, – это не посчитают основанием для развода, милый… – поведя рукой в сторону сбившейся постели, Анна покраснела:

– Если он узнает о нашей, о нашем… – забрав у нее окурок, Авраам спокойно сказал:

– Узнает, что мы любим друг и друга и хотим остаться вместе… – по ее щеке поползла слеза, она шмыгнула носом:

– Да. Он подаст на развод, но мы никогда не поженимся, раввинат нам запретит. Раввинат может присудить ему и Джеки и Яакова. Мальчику всего одиннадцать лет… – младший сын держал у своего матраца, в детском крыле кибуца, модели самолетов и плюшевого мишку:

– Он любит эскимо и сахарную вату. Джеки с Эмилем командуют им, но он не расстраивается. Он вообще добродушный парень. Он прибегает ко мне вечером, просит рассказать сказку… – Анна все-таки расплакалась:

– Я не могу расстаться с детьми, Авраам. Не заставляй меня… – он тихо покачал женщину:

– Не надо, милая. Ничего такого не случится. Я не верю в Бога, но Он о нас позаботится, не сомневайся… – он вытер слезы с ее лица, поцеловал распухшие, сладкие губы:

– Спи, любовь моя. Потом я тебя разбужу, так, как тебе нравится… – Авраам погладил мокрые щеки, – спи, ни о чем не волнуйся. Я здесь, я с тобой, Анна… – прижавшись щекой к ее мягкой спине, ловя ее спокойное дыхание, он слушал рокот океана:

– Если она уйдет от Михаэля, она потеряет детей, а наши малыши… – Авраам закрыл глаза, – окажутся незаконнорожденными, мамзерами. Нельзя их на такое обрекать. Хватит и того, что теперь никак не доказать, что Фрида не наша с Эстер дочь. Но я никогда в жизни и не пойду на такое… – он не хотел, чтобы Фрида узнала о своем настоящем отце:

– Хотя он жив, он может искать ее… – Авраам нашел руку Анны:

– Этого я не позволю, мерзавец не доберется до Фриды. Циону, скорее всего, расстреляли русские. Больше никто ничего не знает, только я и Марта. Пусть так и останется. Но я не могу просить Анну идти на скандал, полоскать ее имя в раввинском суде, позволить ей расстаться с детьми. Надо быть рядом с ней до конца дней моих… – он не хотел думать, что с Михаэлем может произойти несчастье:

– Каким бы он ни был мужем, он отец троих детей, он вырастил сирот. Нельзя желать человеку зла. Ладно, Авраам Судаков, делай, что должно и будь что будет…

Он долго не мог заснуть, держа Анну в объятьях, не разнимая рук.

Женщину в палате интенсивной терапии госпиталя Эс-Сувейры привезли c юга:

– Вернее, с юго-запада, – Ева держала унизанные золотыми кольцами пальцы, – от границы с испанским протекторатом, Западной Сахарой… – женщина, как и горожанки, не закрывала лица:

– Она из берберов, – объяснил Еве главный врач, – племя называется туареги, они всю жизнь проводят в пустыне. Очень воинственные люди, всегда при оружии…

Пациентку, потерявшую сознание, доставили к госпиталю на залитом темной кровью старом виллисе. На заднем сиденье лежал труп ее мужа. Виллис сопровождали два грузовика, набитые мужчинами в грязных, синих хламидах, с закрытыми до глаз лицами. Автоматы у них были самых последних моделей:

– Советское и американское оружие гуляет по всей Африке, – Ева помнила рассказы Маргариты, – здесь тоже не составляет труда его достать. Марокко безопасная страна, но в пустыне царят свои нравы…

По словам бойцов, объяснявшихся на арабском языке, мужа пациентки, вождя могущественного клана, застрелили в стычке с испанскими пограничниками. Ева подозревала, что клан занимался не только обычными ремеслами, вроде кузнечного и ткацкого:

– Иначе зачем им вооружаться до зубов, – мрачно подумала девушка, – они контрабандисты, как мерзавцы, захватившие в плен Маргариту…

Все это не имело сейчас никакого значения. В большой живот женщины попало две пули. Готовя пациентку к операции, Ева увидела на вымытой коже синие пятна. Девушка нахмурилась, хирург успокоил ее:

– Это от одежды, у всех туарегов такие отметины. Они красят ткани в цвет индиго, оставляющий следы на теле… – бойцы понятия не имели о сроке беременности женщины, муж ее был мертв. Сама пациентка тоже ничего не могла сказать. Измерив живот, хирург вздохнул:

– Судя по всему, это двойня и до родов осталось немного. Ладно, мадемуазель Горовиц… – они говорили на французском языке, – рискнем. Мойтесь, будете на подхвате…

В университете Джона Хопкинса студенты первого курса допускались только на галерею операционного театра. Ева сказала об этом врачу, он отмахнулся:

– Рук у нас мало, а вы вроде смышленая девушка. Без рентгена непонятно, где засели пули, а рентген ей делать нельзя из-за беременности… – здесь не было нового, ультразвукового аппарата, которым начали оснащать больницы в США. Намыливая длинные пальцы, Ева смотрела в выложенную белым кафелем стену

– Дети в безопасности. Одна пуля задела ей селезенку, а вторая засела между ребрами… – они обошлись без удаления селезенки:

– Операция шла шесть часов, – за окном разгорался рассвет, – но все закончилось благополучно… – на исходе ночи двор госпиталя озарился яркими вспышками. Бойцы покойного командира стреляли в воздух. Привалившись к стене, куря сигарету, хирург пожал плечами:

– И не скажешь им ничего, такой обычай, когда ребенок рождается. То есть двойня, как мы и предполагали… – он окинул Еву внимательным взглядом:

– Вы молодец, – коротко сказал врач, – отличная хватка. Справились с кровотечением, даже не знаю, как вам это удалось… – он помолчал: «Эпидемиология интересная область, но хирургия интереснее. Не хотите сменить специализацию?». Ева затянулась своим окурком:

– После университета я еду в Индию. Моя мать оттуда, я там родилась. Думаю, хирургические навыки мне тоже пригодятся… – ей отчаянно хотелось спать, но Ева не могла оставить пациентку:

– Она не должна сейчас быть одна, она потеряла мужа. Но теперь у нее есть мальчики… – парнишки весили меньше шести фунтов:

– То есть трех килограммов, – Ева по привычке пользовалась американскими мерами, – но они здоровые, крепкие. Вес они наберут, в акушерском отделении много кормящих женщин… – сквозь полуоткрытое окно до Евы донесся аромат жареного мяса:

– Они разбили лагерь, – вспомнила девушка, – за оградой госпиталя. У них в грузовиках палатки, ковры, припасы… – бойцы успели пригнать откуда-то несколько баранов:

– Хирург разговаривал со старшим. Они не сдвинутся с места, пока вдова вождя не выздоровеет… – рядом с кроватью женщины стояла плексигласовая тележка на высоких ножках. Мальчики сопели под колпаком. Ева вгляделась в строгое, красивое лицо пациентки:

– Они не негры. У них белая кожа, только смуглая из-за пустынного солнца. Хирург сказал, что она не только жена вождя, она и сама вождь, мудрая женщина… – женщины туарегов могли воевать и заниматься ремеслами:

– Наследование у них передается по женской линии… – темные ресницы пациентки дрогнули, – как в китайских племенах, откуда была родом моя бабушка… – Ева отчего-то подумала об Иосифе:

– Он тоже улетел в пустыню. Правильно я сделала, что ничего не сказала дяде Аврааму. Иосиф его пасынок, но все равно, он выполняет секретное задание… – занимаясь вместе с акушеркой младенцами, Ева улыбнулась:

– У меня тоже будет ребенок. Но не сейчас, позже, много позже… Сейчас мне надо думать о работе… – в синем небе девушка заметила черную точку:

– Какой красивый сокол, – она полюбовалась птицей, – наверное, мама прилетела… – она вздрогнула от слабого голоса:

– Аль-сакрув… – женщина добавила на ломаном французском языке:

– Муж… мой был… это имя его… – Ева осторожно подвинула к ее кровати колыбельку:

– Мне очень